Подавление христианскими заповедями воли и гордыни породило не только определенное духовное закрепощение, но более всего ту самую двуликость, «второе дно», тщательно скрываемое в трезвом состоянии и рвущееся наружу в выпившем и раскрепощенном: что у трезвого на уме, то у пьяного на языке (основная, неосознанная, причина пьянства – удовлетворение естественной потребности побыть самим собой).
Однако, пожалуй, самой скрытой, порой даже необъяснимой составляющей национального характера является повышенная обидчивость. Сколько распрей, междоусобиц, ссор и раздоров произошло на этой почве, подсчету не подлежит. Историю России можно рассматривать как историю межплеменных, межродовых, межсемейных обид, непременно приводящих к братоубийственным войнам, о коих так откровенно рассказано еще в «Слове о полку Игореве».
Все потому, что Обида – богиня в древнеарийской культуре, хранительница ГОРДОСТИ И СПРАВЕДЛИВОСТИ. То есть уповать к Обиде мог человек только благородный, незаслуженно униженный и оскорбленный (раб не имеет гордости, понятия справедливости и потому не может обижаться на господина). То есть обида – привилегия высокородия, мировоззренческое качество, выраженное в совокупности гордости и обостренного чувства справедливости, доставшееся нашей этнокультуре от слишком частой смены властных элит.
История бесконечных смут, претензий на трон, светских и религиозных реформ несла в себе один и тот же результат – частые отстранения от власти одной партии и призыв другой. Начиная от принятия христианства, Россия пережила сотни мелких и глобальных расколов: гонение поганых язычников, Никонианский раскол и гонение старообрядцев, революция и гонение священников и просто верующих авторитетных личностей. И еще много политических расколов, во главе которых стояли Андрей Боголюбский, Иван Грозный, Алексей Михайлович, Софья и Петр, Екатерина, Александр и декабристы и т.д. При всех катаклизмах происходила смена элиты: старая ссылалась, назначалась новая, чтобы через короткий промежуток времени быть замененной на другую.
Но ни одна вкусившая власти, высокого положения и принадлежности к касте избранных элита не исчезла бесследно, а осталась внутри этноса и дала многочисленное потомство, независимо от своего опального состояния. Представители некоторых именитых родов призывались по нескольку раз и снова были отставлены, сосланы, заточены в крепости, многие разбояренные мужи окрестьянились, изменили образ жизни, однако прежней оставалась психология и неистребимой – генная память о былом величии. Например, и доныне на Русском Севере очень даже просто встретить полный набор боярских фамилий времен Ивана Грозного, носители которых знают, кто они и откуда пришли. (Был случай, когда в гражданскую войну в одну деревню Архангельской губернии, симпатизирующую красным, пришли каратели, чтобы выпороть население, но старики принесли офицеру пергаментные свитки с деревянными печатями, где значилось, что они бояре еще Василия III и не подлежат телесному наказанию.)
Еще красочнее букеты фамилий в среде сибирского старообрядчества, тоже помнящего, кто они, и имеющего документальные свидетельства своего происхождения, фамильные драгоценности, всевозможные жалованные грамоты и прочие атрибуты благородных корней. Но дело даже не в этих свидетельствах; самая достоверная печать на их лицах, в манере говорить, слушать и действовать. Опытный глаз отличит их в любой толпе по едва уловимым признакам, самые яркие из которых – вольнолюбие, обостренное чувство чести и собственного достоинства, верность слову.
И пожалуй, самое уникальное явление – Некрасовские казаки, после булавинского восстания ушедшие в Турцию и вернувшиеся на Родину лишь в 1963 году. В абсолютно чужеродной духовно-нравственной среде на протяжении двухсотпятидесяти лет они хранили Предание, язык, веру, сознание, образ жизни, мышления и поведения, существовавшие в конце семнадцатого – начале восемнадцатого веков. Нашим бы ученым, особенно историкам и лингвистам, не отходить от них, записывать каждое слово, а властям всячески оберегать от внешнего воздействия этот исторический феномен! Но борец с религией Хрущев испугался столь яркого путешествия во времени, поселил Некрасовских казаков в винсовхоз Краснодарского края, и вот уже потомки их за сорок лет стали обыкновенными советскими гражданами. Мне повезло познакомиться с престарелым атаманом Василием Порфирьевичем, который и вывел своих единоверцев из Турции. Я слышал его древнерусскую обыденную и живую речь, слышал песни и баллады, созвучные со «Словом о полку Игореве» (есть магнитные записи), и ощутил не только глубь истории, но истинную магию русского слова.
По самым скромным подсчетам (исключая многие нерасстрелянные элиты КПСС), более пятидесяти процентов нынешнего населения так или иначе (хоть и седьмая вода на киселе), но причастны к бывшим элитам. И это четко просматривается в обязательных личностных характеристиках носителей генетической памяти – вольнолюбие, широта души, непроизвольная гордость, стремление к неформальному лидерству и обидчивость — все это фермент элитарности. Кроме всего, у этой категории людей сохранен высокий духовно-волевой потенциал: они слишком многого хотят от жизни, правда, мало кто из них знает, как этого достичь, ибо при всем том они – далекие потомки бывшей этноэлиты.
Самоорганизация
Способность к самоорганизации – это, пожалуй, самый архаичный атавизм родоплеменного устройства жизни, сохранившийся в первозданном виде до наших дней.
Не природные катаклизмы, не пищевой рацион и не войны проводили «селекционную работу» на ранней стадии развития нашей цивилизации; выживание и сохранение «вида» обеспечивала способность собраться и утвердиться в новых условиях существования, будь то масштабная эпидемия, всемирный потоп или оледенение.
Низкий уровень такой способности либо ее отсутствие ведет к полному растворению или уничтожению всякого этнического образования или социальной группы, поэтому история донесла до нас лишь названия многих племен и народов, исчезнувших еще в глубокой древности. Например, кто они были – чудь белоглазая? По отрывочным историческим данным, по трактованию самоназвания, чудь и чудо – однокоренные слова; наконец, по догадке, это нечто невероятное, племя волшебников, кудесников. Однако же память о чуди осталась добрая и летописцы говорят о ней с сожалением. Совсем иное – обры, неведомый жестокий народ, если судить по летописям, к радости славян безвозвратно сгинувший по неизвестной причине (была даже пословица на Руси «Сгинули, аки обры»). Два совершенно разных по характеру народа, а конец один – небытие. Утративший способность к самоорганизации, этнос довольно быстро превращается в стадо или стаю с жесткой иерархией и, как показывает история, становится основным источником поступления рабов на невольничьи рынки.
Не природные катаклизмы, не пищевой рацион и не войны проводили «селекционную работу» на ранней стадии развития нашей цивилизации; выживание и сохранение «вида» обеспечивала способность собраться и утвердиться в новых условиях существования, будь то масштабная эпидемия, всемирный потоп или оледенение. (Прекрасной иллюстрацией самоорганизации можно рассматривать новеллу «Колокол» в фильме Тарковского «Андрей Рублев», пожалуй, единственную в мировом кино.)
Способность к самоорганизации можно подразделить на две взаимообразно связанных составляющих:
? личностную, с девизом «Воля, Справедливость, Совесть»;
? групповую (этническую), с девизом «Круговая порука».
Соединение духовно-волевых качеств личностей (носителей потенциала) обеспечивает групповую способность к самоорганизации и наоборот. Это и называется «круговой порукой» (отсутствие всякой иерархии) – явлением, с которым безуспешно боролись апологеты самодержавия, посылая войска на усмирения вольного Дона, и, как ни странно, большевики, выстраивая коммунистическую общность «советский народ». Кстати сказать, в послереволюционные годы, в том числе и с помощью очистительного огня: в известной директиве Свердлова казачество подлежало уничтожению, дословно «как этнос, способный к самоорганизации». Все-таки высшие, а значит посвященные, руководители мировой революции отлично знали, с каким «человеческим материалом» имеют дело.